ПРОЛОГ

Гулаг. Ячейка; шесть двухъярусных кроватей. Стол, стулья. Со стороны двора решетка, дверь в камеру и коридор, по которому бежит Горенко.

Траубе, умирой, лежит прикованный к постели.

TRAUBE – SMIRNOV – VOLODSKY – VASSILIEV – GORENKO

ТРАУБЕ

Отче наш Небесный, да святится имя Твое.

СМИРНОВ

Вот он опять!

ТРАУБЕ

Да придет твое царствование.

ВОЛОДСКИЙ

Заткнись, фанатик!

ТРАУБЕ

Да будет воля Твоя на земле и на небе.

ВАСИЛЬЕВ

Но он не заткнет!

ТРАУБЕ

Дай нам сегодня наш хлеб насущный.

СМИРНОВ

Подожди! Я заставлю его замолчать, когда он будет бить тебя по лицу.

ВОЛОДСКИЙ

Остановись! Это бесполезно. Он все равно не проведет ночь.

ТРАУБЕ

И прости нам наши обиды, как... как и нам…

ГОРЕНКО

Еще не устал, фанатик? Но чего он ждет?

ВАСИЛЬЕВ

То, что у него жесткая кожа, этот навоз! И вот уже двадцать восьмой «Отче Наш» за день.

ГОРЕНКО

Ты с удовольствием их пересчитываешь?

ТРАУБЕ

И прости нам наши обиды, как мы…

ВАСИЛЬЕВ

Двадцать девять!

СМИРНОВ

Заткнись, лицемерный поп!

ТРАУБЕ

Прости нам наши обиды, как мы прощаем…

СМИРНОВ

Как смеет себе позволить? Как он смеет молиться? Сволочь такого размаха! Свершившаяся сволочь!

ВАСИЛЬЕВ

Мы тоже не святые.

ВОЛОДСКИЙ

Кто мы в этом ГУЛАГе? Воры, убийцы, мошенники? И противники режима: диссиденты. Но тот сделал гораздо хуже, чем убийство. И он молится Богу на протяжении всего дня! Но если бы был Бог, он бы его даже не послушал! Эта сволочь! Это чудовище! Это гнусное существо!

ВАСИЛЬЕВ

Мы все-таки люди бессердечные и бездушные, бесчувственные хулиганы, но убийцы, которыми мы являемся, бунтуют перед такой мерзостью.

СМИРНОВ

Увидел, как раскроился череп моей жертвы и из него вылезли мозги. Но когда я думаю о том, что он сделал, этот, меня тошнит.

ВАСИЛЬЕВ

Это правда, мы не самые страшные преступники на земле, и это утешает нас тем, что мы это знаем.

ВОЛОДСКИЙ

Временами мы даже черпаем из него иллюзию невинности.

ГОРЕНКО

Мои бедные ягнята!

ТРАУБЕ

И прости нам наши обиды…

СМИРНОВ

И вот он опять!

ВОЛОДСКИЙ

Заткнись, мусор!

ТРАУБЕ

Как и мы, тоже…

СМИРНОВ

Если и есть ад, то дно печи будет для фанатика.

ВОЛОДСКИЙ

Пастор! Вы понимаете!

ВАСИЛЬЕВ

Товарищ Ленин был совершенно прав: надо поскорее избавить Россию от этого империалистического урода.

ТРАУБЕ

(в стороне)

И прости нам наши обиды, как ... как…

Нет, решительно не прощу. И все же я умру. Как я предстану перед Создателем, если не смог простить их обиды? Как Господь простит моих?

Прости нам наши обиды, как мы сами…

Нет.

Господи, какие мучения! Какая беда!

Я чувствую, как приближается смерть, мое дыхание все слабее, кровь застаивается в жилах, как крупная вода.

Даруй мне Господь, прежде чем я приду в себя, сказать «Отче наш» целиком, не солгав. Дай мне силы простить.

Господь Иисус, Ты, который так учил нас: «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, делайте добро ненавидящим вас, и молитесь за тех, кто обижает вас и преследует вас, чтобы вы были сынами Отца вашего Небесного.» Помоги мне пережить это слово в высший момент.

Разве ты не показал лучший пример любви, простив тех, кто пригвоздил тебя к кресту?

Но я не могу простить того, что они сделали со мной.

Моя жизнь разрушена ложью, моя жена пропала неизвестно где, мои две мертвые дочери. Только ты, Господь, способен залечить такую страшную рану. Пусть она закроется до того, как я приду тебе навстречу!

Да, Господь Иисус, помоги мне.

Но я чувствую, как во мне поднимается покой. Какое спокойствие наполняет мое существо! Какое чувство переполняет мое сердце! Это Ты, Господь, это твоя любовь ни на что не похожая. Ты выслушал мою жалобу. Ты мне ответил. Да будет хвалено твое великое имя!

(Засыпает).

СМИРНОВ

Это сделал? Он, наконец, перевел оружие налево, лжехристиан?

ВАСИЛЬЕВ

Пока нет: он спит.

ВОЛОДСКИЙ

Прекрасное дело! За это время его уже не было слышно.

ВАСИЛЬЕВ

Кстати, осталось недолго. Скоро мы избавимся от этого лжеца и его «Отче наш».

СМИРНОВ

Это даст нам место для движения и для дыхания.

ГОРЕНКО

Место долго не останется свободным. Клиенты толпятся за дверью. И вы никогда не догадаетесь, кто займет ее еще теплую постель.

СМИРНОВ

Еще не один из этих несчастных Попов?

ГОРЕНКО

Oh! Нет! Прекрасный мир, поверьте мне! Председатель колхоза. Призер «Социалистического Труда». Национальный герой, или почти. Он сделал из них красивых, этот парень!

СМИРНОВ

И другой! Этот Траубе! Пастор Траубе, пожалуйста. Пастор гроздь винограда. Он все еще спит. Он не проснется.

ВАСИЛЬЕВ

То хоронить будет? Это мы еще копать будем. Пусть нас выбросят в реку. Из всех бочек с пираленом, которые мы туда выбрасываем, рыба невосприимчива к самым ядовитым вещам.

СМИРНОВ

Его прах в конце концов сгниет в Аральском море.

ВОЛОДСКИЙ

С тех пор, как мы объедем Амударью и Сырдарью для орошения посевов, в конце концов высохнет, Аральское море. Мы сможем собрать его кости на дне, не промокнув ноги.

ВАСИЛЬЕВ

Я еще никогда не слышал таких глупостей! Сухое Аральское море! Вы до смерти перепугались!

СМИРНОВ

Это ничего не меняет для кластера. Кто придет на его похороны? Его семья?

ВАСИЛЬЕВ

У него больше нет.

СМИРНОВ

Его жена?

ВАСИЛЬЕВ

Ему подвел. Ты правильно думаешь!

СМИРНОВ

Его друзья?

ВАСИЛЬЕВ

Же.

СМИРНОВ

Других верующих.

ВАСИЛЬЕВ

Даже не из ГУЛАГа! Тем более из его церкви. Им слишком стыдно. Он совсем один. Один на один со своим преступлением.

СМИРНОВ

Наедине со своей совестью.

ВАСИЛЬЕВ

У него тоже нет.

(Траубе просыпается).

ТРАУБЕ

Отче наш, сущий на небесах, да святится не твое, да придет царствование твое, да будет воля Твоя на земле, как на небе.

СМИРНОВ

Но это никогда не кончится!

ТРАУБЕ

Дай нам сегодня наш хлеб насущный.

ВАСИЛЬЕВ

Заткнись!

ТРАУБЕ

И простим нам наши обиды, как мы прощаем и тех, кто нас обидел.

(Он умирает).

ВОЛОДСКИЙ

Он больше ничего не сказал. На этот раз навсегда. Он мертв, ублюдок.

СМИРНОВ

Уверен? Какая она крепкая, эта гнида!

(Пленники склоняются над Траубе).

ВОЛОДСКИЙ

Больше не шевелится, не дышит.

ВАСИЛЬЕВ

На этот раз для него кончился.

СМИРНОВ

Он объяснится со своим Богом о своем преступлении.

ВОЛОДСКИЙ

К счастью для него, Бога не существует, и ада тоже нет. Он хорошо справляется с этим.

ГОРЕНКО

Я сообщу об этом администрации.

(Горенко уходит).

ВАСИЛЬЕВ

Это странно, в нем царит странное настроение, с того самого момента, как эта сволочь передала оружие налево.

ВОЛОДСКИЙ

Это нормально, этот партийный скребок, он очищает атмосферу.

ВАСИЛЬЕВ

В камере как будто странный запах, приятный аромат.

СМИРНОВ

Это правда, я чувствую себя спокойно. Я чувствую себя на свободе.

ВАСИЛЬЕВ

Смотрит! Его лицо!

СМИРНОВ

Что с ним?

ВАСИЛЬЕВ

Ты не замечаешь?

СМИРНОВ

Он выглядит счастливым!

ВОЛОДСКИЙ

Улыбнулся.

ВАСИЛЬЕВ

Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-нибудь умирал с улыбкой?

ВОЛОДСКИЙ

Я? Никогда!

СМИРНОВ

Тем более в ГУЛАГе!

ВАСИЛЬЕВ

Что-то сказал перед уходом.

СМИРНОВ

Свою обычную ектению.

ВАСИЛЬЕВ

Да, но он добавил короткую фразу.

СМИРНОВ

«Как и мы прощаем тех, кто нас обидел».

ВОЛОДСКИЙ

Должен верить, что в прощении есть сила.

ВАСИЛЬЕВ

Магическая формула, помогающая умереть.

СМИРНОВ

Я никому не прощал; не знаю, что такое прощение.

ВОЛОДСКИЙ

Последний, кто меня обидел, я простил его ударом ножа в живот. Поэтому я здесь.

ВАСИЛЬЕВ

Знаете, о чем я думаю?

СМИРНОВ

Я, пожалуй, думаю о том же.

ВАСИЛЬЕВ

А если этот парень невиновен?

ВОЛОДСКИЙ

А может, все-таки узнаешь?

СМИРНОВ

Но почему он не сказал?

ВАСИЛЬЕВ

Кто бы ему поверил?

СМИРНОВ

Я очень смутил. Мне почти стыдно. Этот парень был осужден за чудовищное преступление. Мы оскорбили его, избили его. Никогда он не отвечал на нашу ненависть гневом. Он терпел все. Иногда мне казалось, что он любит нас.

ВОЛОДСКИЙ

Тоже. Как он мог любить нас?

ВАСИЛЬЕВ

Понял: Траубе не виноват. Перед смертью он простил тех, кто обвинил его, и Бог принял его в раю.

ВОЛОДСКИЙ

Ты говоришь глупости, Васильев. Он был виновен и умер, прежде чем погасил долг.

СМИРНОВ

И даю тебе хороший совет: не говори больше такой глупости, если не хочешь провести оставшиеся восемнадцать лет в комфортабельном люксе площадью в два квадратных метра. Бога не существует. Это сказал Ленин; и товарищ Хрущев того же мнения.

ВАСИЛЬЕВ

Все-таки, есть в этой улыбке какая-то тайна, которая ускользает от меня.

(Входит Горенко с двумя охранниками. Они кладут тело Траубе на носилки и уносят его.)